Согласно исследованию компании So invest, пять организаций, из которых две металлургические и три горнодобывающие, в прошлом году получили половину всей прибыли предприятий Челябинской области. Экономика региона напрямую зависит от промышленных гигантов. При этом в 2020-м металлургическая отрасль показала спад. По данным Челябинскстата, объемы производства в этой сфере упали на 10%. Мы поговорили с руководителем So invest Анастасией Кузьминовой и узнали, какие риски и возможности несет структура экономики Челябинской области.
— Сырьевая и металлургическая ориентация экономики Челябинской области — это благо или угроза в существующих условиях?
— То, что наши крупнейшие предприятия — металлургические и горнодобывающие, это не новость. Структура нашей экономики складывалась десятилетиями. Это хорошо, что у нас есть отрасли, на которые мы можем опереться, в том числе в тот непростой год, который мы прожили. Будь у нас сервисная экономика, мы бы почувствовали кризис на себе гораздо сильнее.
В долгосрочной перспективе наиболее подвержена изменениям черная металлургия. Металл повсеместно заменяется пластиком. Плюс в Китае мощный металлургический комплекс, который с нами конкурирует и на внешних рынках, и на внутреннем. Внутреннее потребление металла в России не растет, а, может быть, даже будет уменьшаться.
Но при этом 51% стали, которая выплавляется и потребляется в России, идет на нужды строительства и в инфраструктуру. Это рельсы, трубы, арматура для железобетонных изделий и другие сортаменты. А эти сферы — очень консервативны, в них смена технологий происходит очень медленно, и для металлургов это хорошо. Представьте, первый дом по технологии крупнопанельного домостроения был построен в 1910 году в Нью-Йорке. И до сих пор эта технология самая массовая. Проектировщики не будут спешить заменять металл углепластиком, даже если это будет дешевле. Плюс эта сфера сильно подвержена государственному регулированию. Поэтому спрос на металл в долгосрочной перспективе в любом случае будет. При этом цветная металлургия и добыча полезных ископаемых будут драйверами экономики.
Горнодобывающая промышленность — большая точка спроса в Челябинской области. Для нас это огромная возможность, ведь с этой сферой связано много вспомогательных отраслей — от ремонтных цехов для оборудования до извлечения остатков из рудных «хвостов». Горнодобывающая промышленность создает много рабочих мест и внутри себя, и в смежных отраслях.
Потребление цветных металлов — меди, цинка, золота — находится вне зоны риска, оно только растет. Если говорить про медь, 80% всей меди, которая добывается на территории России, идет на экспорт. Это почти как нефть, только мы экспортируем еще больше в процентном соотношении того, что добываем.
— Насколько хорошо мы знаем структуру экономики Челябинской области? На слуху металлургия, горнодобыча, машиностроение, агропром. Есть ли что-то еще, заметное и значимое, но недооцененное на официальном уровне?
— Экономический блок структуру нашей экономики знает хорошо, я вас уверяю. Год назад, когда грянула пандемия, власти озаботились составлением списков федеральных системообразующих предприятий, чтобы не дать им разориться под влиянием конъюнктурных факторов. На уровне региона тоже составили такой список и вели мониторинг, чтобы понять, какие предприятия оказались в сложной ситуации. Мы перебрали этот список. Они никого не пропустили.
При этом у нас целые отрасли структурированы так, что статистике их особенно не видно. Особенно в пищевой промышленности много небольших предприятий, или в мебельной. У них нет интереса быть видимыми. Они существуют в виде конгломерата нескольких компаний. У этих компаний основной вид деятельности, который записан в уставе, может не совпадать с тем, чем они фактически занимаются. Они не хотят господдержки, им хорошо и так. У нас целые отрасли на поверхности воды могут быть неразличимы. Значимого влияния они не имеют, но точками роста вполне могут являться.
— Какие сферы являются неочевидными, но важными сейчас?
— В теме машиностроения много неочевидных составляющих. Там есть и металлообработка, и приборостроение, и спецтехника, и нефтемаш. У нас есть компетенции во многих точках. Причем компетенции качественные, и предприятия очень сильные.
Есть предприятия химической промышленности, которые занимаются производством различных минеральных веществ на основе всего, что добывается из земли. Это высокомаржинальные виды деятельности, и очень разные по масштабу компании. Есть сегменты, которые еще можно занять, развить, мы такие проекты постоянно получаем в просчет.
Есть продукция, спрос на которую только растет. В Кыштыме добывают кварц. В Южноуральске, наоборот, кристаллы пьезокварца выращивают в искусственных условиях. Можно перерабатывать эти материалы в гораздо более дорогостоящие вещи, чем концентрат и кристаллы: линзы, пластины, составы для изготовления искусственных зубов, или более объемные, например, композитные составы для изделий из искусственного камня. В регионе есть мощный кластер предприятий, связанных с производством приборов измерения. «Метран» все знают, но здесь много предприятий, которые занимаются подобными вещами — сенсоры, системы распознавания, интернет вещей, обмен данными. У нас есть хорошие предприятия в сфере управления полетами. Не только радиозавод «Полет». Сильная школа и бизнесы в сфере IT, с достижениями мирового уровня. В сфере машиностроения для нефтегазового сектора есть много хороших предприятий. По спецтехнике есть сильный кластер в Миассе. Легкая промышленность у нас интересная, конечно. Она не про моду, а больше про функциональные вещи — про упаковку, про спецодежду, изоляционные боксы. Хотя фабрика «Юничел» и про моду тоже.
— Часть из предприятий, которые вы назвали, вошли в список системообразующих, но, кажется, они не были обласканы вниманием властей и мерами поддержки...
— Ресурсов для поддержки крупных и средних предприятий региону не оставлено. Можно дать льготы по налогам на имущество, на землю и немного на прибыль. При этом в бюджет региона столько сгружено социальных обязательств, что со льготами не разгуляешься особенно. Все меры финансовой поддержки сконцентрированы на федеральном уровне. Минпромторг полностью забрал себе работу с крупными предприятиями и старается отладить работу со средними. Малый промышленный бизнес остается региону. Здесь у нас работает Фонд развития промышленности, представительство Российского экспортного центра. С мерами поддержки, я считаю, у нас по сравнению с другими регионами все неплохо, но бизнес этого никогда не признает.
Наш средний бизнес очень разный по активности использования мер поддержки. Кто-то более продвинутый, и они получают эту помощь. Кто-то скептически настроен и ничего не хочет. Кто-то попробовал, у них не получилось, бросили. Это требует большой настойчивости и усилий. Нет такого, что государство ткнешь палкой, и из него выпадет мешок с деньгами.
Копейский машзавод, наверное, пять или шесть раз получил субсидии и льготные займы. Магнитогорские предприятия получают, миасские предприятия получают, челябинские. Предприятия пользуются мерами поддержки в меру своего желания и настойчивости.
— Значительная часть собственников крупнейших предприятий Челябинской области не являются резидентами региона. Есть ли в этом риски для Челябинской области?
— Мы всегда оцениваем ситуацию с учетом прошлого опыта. На заре рыночной экономики все наши местные предприятия были под контролем местных бизнесменов. Мы привыкли к этой ситуации. Сейчас система устроена по-другому. Мы представляем себе могучих богатырей, которые, сплотившись, взявшись за руки, развивают регион. Давайте забудем эту картинку, она никогда не соответствовала действительности.
— С уходом резидентов налогооблагаемая база уменьшается, доходы бюджета не растут...
— Согласно нашему исследованию, в 2020 году из Челябинской области ушел один резидент. Его налоговые отчисления ушли в другой регион. Возможно, кто-то, наоборот, пришел. Мы так подробно не анализировали. Что касается места жительства владельца и места регистрации бизнеса, это не равнозначные вещи. У нас много владельцев среднего бизнеса, которые живут в городе, где находится их завод. Да, они дышат тем же воздухом, их дети ходят в местные школы, они лечатся в местных больницах. Наверное, они более неравнодушны к местной экономике, чем те, кто живут на Кипре, например. Но это наивное представление.
Деньги с Уолл-стрит работают по всему миру. Ротшильды владеют виноградниками во Франции, но в шато едва ли многие из клана живут лично. И шато, наверное, не очень переживают, что у них не живет Ротшильд. Надо выстраивать отношения с бизнесом, где бы владелец ни находился. Аргумент «это твоя родина, ты должен» не работает. Надо договариваться, чтобы налоги платили в регионе, чтобы создавались условия для людей, которые здесь живут. Это накладывает дополнительную ответственность на региональную власть.
— Нет ощущения, что регионы могут превратиться в колонии крупных холдингов и корпораций?
— Мне на ум приходит мультфильм «Шрек». Там Фиона была наполовину принцесса, а наполовину огр. И она не могла принять вторую часть своей сущности. Но когда она ее приняла, жизнь у нее наладилась. У нашего региона, мне кажется, есть проблемы с принятием себя. Да, мы промышленный регион. Мы добывающий регион. Мы не культурная столица, не курортный город. Мы себя за это все время пытаемся внутренне наказать, как будто мы недостаточно хороши для самих себя. Как только мы себя примем, мы сможем увидеть возможности, которые у нас есть. Мы не колония. У нас есть мощные точки спроса. Надо себя воспринимать объективно, и в соответствие с этим свою жизнь строить, а не страдать об отсутствии морей.
— Челябинская область — регион «старых» индустриальных предприятий. Какие риски (или возможности) несет для них «зеленая экономика», в том числе ужесточение экологических стандартов и в РФ, и за рубежом?
— Термин «зеленая экономика» звучит в мире в связи с тем, что предприятия призывают меньше сжигать топлива, чтобы было меньше парниковых газов. Если проанализировать высказывания российских государственных деятелей про «зеленую экономику», про сжигание углеводородов тема не звучит. У нас в основном говорят про сортировку отходов. Челябинскую область «зеленая экономика» затронет как дуновение ветра. Наше государство не будет заставлять ЧМК выплавлять сталь на солнечной энергии. А вот энергосбережение — огромная нераскрытая тема, и в бюджетном секторе, и в жилом фонде, и в промышленности. Хорошо бы там запустить программу, столь же эффективную, как сейчас по национальному проекту «Производительность труда».
Что касается выбросов, да, дешевле не включать фильтры, чем их включать. Заводы в этом отношении надо контролировать. Для этого сейчас предпринимаются действия, в том числе внедряется экологический стандарт. Вокруг этой темы есть и будет много торга: чего больше хотите, налоги в бюджет или чистый воздух?
— Заставлять промышленников соблюдать экологические законы должно государство?
— Я не заметила прямого влияния общественного мнения напрямую на бизнес, например, на чистоту воздуха. Механизм здесь такой: общественность возмутилась, государство заметило народные волнения и повлияло на бизнес. При этом надо отметить, что наши крупнейшие предприятия решают вопросы на федеральном уровне. Они не руководствуются мнением региональной власти.
— Развитие научно-технического прогресса меняет структуру рынка труда. Что важнее, в том числе для Челябинской области — повышение производительности труда или сохранение рабочих мест, а значит, доходов жителей?
— Некоторые наши клиенты участвовали в национальном проекте «Производительность труда». Показатели у них значительно увеличились даже без роботизации, просто за счет правильной организации рабочего пространства, за счет сокращения потерь. Они никого не уволили. Они либо стали больше производить продукции, либо сотрудников переучили на какие-то другие специализации.
Дилемма о том, что важнее — производительность труда или рабочие места, работает только с неквалифицированным трудом. Представим, что десять человек перекладывают коробки. Потом на их место ставят робота, и он выполняет эту работу один круглосуточно. Но ведь невозможно повысить благосостояние области, где люди заняты такой низкооплачиваемой работой. Невозможно заставить предприятия платить больше людям за перекладывание коробок. Их нужно занять более квалифицированным трудом. Только от создания большей ценности можно получить больший доход.
Для этого нужно идти по пути повышения производительности труда и внедрения автоматизированных систем. Нужно учить людей управляться с этими новыми агрегатами. Всех, кто не нашел себе в этом новом порядке места, нужно отправлять переучиваться. Многим из таких людей придется найти себя в сервисной экономике, в сфере обслуживания.
— Каким должен быть переход к этой новой «промышленной революции»? Как сделать так, чтобы низкоквалифицированные кадры не оказались в один день на улице?
— Надо сделать так, чтобы молодое поколение, которое выбирает себе профессию, сразу становилось квалифицированной рабочей силой. Среднее специальное образование сейчас отдали на уровень регионов. А регионы, будучи стесненными в средствах, не могут должным образом развивать эту сферу. Предприятия создают у себя эти центры компетенций. Сбербанк учит сотрудников, УГМК, ЧТПЗ, «Мечел» — тоже. Хорошо бы на уровне государства найти ресурсы и готовить молодых к жизни. Переучивать тех, кому до пенсии осталось десять лет, крайне тяжело. Для них лучше предусмотреть меры социальной поддержки. Досрочный выход на пенсию, например.
— Каковы, на ваш взгляд, ближайшие перспективы и реалии развития экономики Южного Урала? Останемся ли мы металлургически-горнодобывающим регионом?
— Если мы не будем горнодобывающим и металлургическим регионом, кем еще мы можем быть?
— «Сколково», «Иннополисом», например, Силиконовой долиной...
— Мы находимся далеко от густонаселенных территорий. Чем больше территория заселена, тем выше там концентрация человеческих ресурсов, потенциала. Из нашего региона, как и из многих других регионов, молодежь будет уезжать. Из Свердловской области точно так же люди уезжают, потому что есть, куда поехать. Мы не будем «Иннополисом», потому что интеллектуальный потенциал больших городов Центральной части России растет за счет притока людей. А поводов приехать к нам не так уж много.
Мы можем быть, например, аграрной территорией, просто потому что солнце светит и дождь идет. Аграрные территории отличаются низким уровнем благосостояния. Мы можем быть сервисно-инжиниринговой территорией для нефтедобывающих регионов. Претендентов на такие компетенции много, у нас в этом отношении не так много уникальных преимуществ, а это означает в перспективе снижение прибыльности. Мы производим много машиностроительных компонентов и относительно мало конечной продукции: автомобилей, подъемных кранов, тракторов, хотя эти сектора и развиваются в последние годы. Самая большая маржа в машиностроении достается конечному производителю, так что компоненты, детали — это тоже не самый «хлебный» вариант.
Так что, давайте, мы будем металлургическим и горнодобывающим регионом, плюс все, что я выше назвала. Это позволит нам получить максимальный совокупный доход с учетом нашего географического положения.
